Танец с дьяволом [Зарек и Астрид] - Шеррилин Кеньон

Так что он предпочитает помалкивать.

— Саша!

Ее мелодичный голос прозвенел у него в сердце тонко и болезненно, словно разбитое стекло:

— Сиди здесь. Я разожгу камин.

Он готов был вскочить, чтобы ей помочь, но усилием воли заставил себя остаться в кресле. Прошли времена, когда он прислуживал богачам. Раз она хочет разжечь камин, значит, вполне способна сделать это самостоятельно!

Да, разумеется, он быстрее найдет растопку, и руки его привычны к тяжелой работе.

А у нее руки маленькие, хрупкие.

Нежные руки, предназначенные для ласки…

В следующий миг, сам не понимая, зачем это делает, он уже спешил в гостиную.

Здесь Астрид, присев перед камином, неуклюже старалась засунуть в очаг крупное полено и не обжечься.

Он молча взял ее за плечи и попытался отстранить.

Она ахнула от удивления.

— Уйди с дороги! — прорычал Зарек.

— Я не стояла у тебя на пути! Ты сам сюда пришел!

Она не двигалась с места; тогда он молча поднял ее на руки и пересадил в стоящее рядом темно-зеленое кресло.

— Что ты делаешь? — изумленно воскликнула она.

— Ничего. — Вернувшись к камину, он за несколько секунд разжег огонь. — Удивительно: у тебя денег полно, и не можешь нанять прислугу!

— Мне не нужна прислуга. Я все могу сделать сама.

— Вот как? — с искренним удивлением отозвался Зарек. — Как же тебе это удается?

— Очень просто. Беру и делаю все, что мне нужно. Я не слабая, не беспомощная и ненавижу, когда со мной обращаются, как с инвалидом!

— Гордая принцесса? — В глубине души он вновь почувствовал к ней уважение. Там, где он вырос, женщины, подобные ей, никогда ничего не делали для себя сами. Их обслуживали существа низшего сорта — такие, как Зарек.

— Почему ты все время называешь меня принцессой?

— А кто ты еще? Папочкина и мамочкина принцесса, любимая дочка, которую балуют, холят и лелеют… разве не так?

— Откуда ты узнал? — нахмурилась она.

— Да у тебя это на лбу написано. Ты из тех, кому жизнь все преподносит на блюдечке. С самого рождения ты получала все, что хотела.

— Не все.

— Да ну? И чего же тебе недоставало?

— Зрения.

Зарек умолк: слова его тяжелым камнем упали ему на сердце.

— М-да… это верно. Быть слепым — радости мало.

— Тебе-то откуда знать?

— Со мной такое случалось.

Глава 6

— Ты был слепым? — удивленно переспросила Астрид.

Зарек не ответил. Он сам не понимал, как это у него вырвалось. Никому — даже Джессу — он не рассказывал о своей тайне.

Только Ашерон знал об этом, а Ашерон, к счастью, умел хранить секреты.

Не желая углубляться в свое прошлое, страшась новой боли, которую могут принести воспоминания, Зарек молча встал, развернулся и, с грохотом захлопнув за собой дверь, вышел из комнаты. Ему хотелось переждать бурю в одиночестве, не опасаясь ни выдать свои тайны, ни причинить кому-либо боль.

Однако, сидя в кресле, Зарек думал не о прошлом.

Не воспоминания наполняли его мозг, а совсем недавние образы: легкий цветочный аромат, смешанный с запахом смолистого дерева, нежная кожа, бледная щека, слипшиеся мокрые волосы, правильное лицо — женственное, зовущее…

Эта женщина не отвернулась от него. Не кривилась, не смотрела на него с презрением.

Удивительная девушка! Будь он другим человеком, быть может, вернулся бы сейчас в гостиную, поболтал бы с ней, развлек, рассмешил. Но Зарек не умел веселить людей. У него было чувство юмора — точнее, злого сарказма; но вот шутить, отвечать улыбкой на улыбку — особенно женщине…

Раньше он не задумывался о том, что ему этого недостает.

До сегодняшней ночи.

«Ну что? Ты вынесла приговор?»

Астрид едва не подпрыгнула, услышав в мозгу голос Артемиды. Каждую ночь, с самого первого дня, когда она притащила Зарека домой, Артемида изводила ее этим вопросом, и Астрид уже чувствовала себя, словно Жанна д'Арк, преследуемая голосами в темнице.

«Еще нет. Артемида, он едва пришел в себя».

«Да что ты так тянешь? Пока он жив, Ашерон себе места не находит, а я не выношу, когда он в таком состоянии. Приговори этого мерзавца, и дело с концом!»

«Почему ты так стремишься от него избавиться?»

В воздухе повисло молчание. Астрид думала уже, что Артемида ее покинула, но тут богиня заговорила снова. И дала неожиданный ответ:

«Ашерон не выносит чужих страданий. Особенно страданий своих братьев-Охотников. Пока Зарек жив, Ашерон не знает покоя. А я что бы там Ашерон обо мне ни думал — вовсе не забавляюсь его мучениями».

Такого Астрид никак не ожидала! Даже не представляла, что ее кузина может сказать что-то подобное. На Олимпе Артемида прославилась многим, но ни доброта, ни сострадательность, ни способность думать о ком-то, кроме себя, среди ее добродетелей не значились.

«Ты… любишь Ашерона?»

«Не твое дело, Астрид! — резко ответила.

Артемида. — Займись лучше Зареком. И имей в виду: если из-за этого негодяя мы с Ашероном поссоримся, ты об этом сильно пожалеешь!»

Астрид напряглась от ее враждебного тона и неприкрытых угроз. Но гнев Артемиды ее не пугал. Богиня хочет войны? Что ж, пусть получше к ней подготовится!

Возможно, Астрид больше не любит свою работу, но по-прежнему относится к ней серьезно, и никто, особенно вздорная богиня, не заставит ее вынести непродуманный вердикт!

«Если я вынесу приговор слишком быстро, не боишься, что Ашерон останется недоволен и потребует повторного суда?»

Артемида гневно фыркнула в ответ.

«И потом, Артемида, ты ведь обещала Ашерону не вмешиваться. Заставила его поклясться, что он не будет общаться со мной в ходе суда и пытаться повлиять на мое решение. А сама сейчас именно этим и занимаешься. Как ты думаешь, что он скажет, если я ему об этом расскажу?»

«Ну ладно, ладно! — прервала ее Артемида. — Больше я тебя не побеспокою! Только, ради всех богов, не затягивай!»

Оставшись наконец одна, Астрид поудобнее устроилась у камина и задумалась о том, что же ей делать дальше. Какому новому испытанию подвергнуть Зарека, чтобы узнать, способен ли он все-таки владеть собой?

Он разгромил ее дом — но ей не причинил никакого вреда. Ранил Сашу — но это была самооборона: Саша напал на него первым и поранил его. Зарек не пытался убить волка. Просто отшвырнул его и ушел.

А потом, вместо того чтобы мстить, налил ему воды.

Пока что самое страшное его преступление — грубость и устрашающие манеры. Однако он то и дело проявляет доброту, идущую вразрез с внешней свирепостью.

Здравый смысл подсказывал ей, что Артемида права: «Хватит тянуть, выноси ему приговор и убирайся отсюда!»